Мы продолжаем цикл историй о людях, которых война выгнала из родного дома. Они не испугались, не утратили веру в себя и нашли силы начать жизнь с чистого листа. Наша новая история — история человека потерявшего дом, перенесшего ранение и плен. Но не смотря на перенесенные лишения наш сегодняшний герой невероятно улыбчивый и жизнерадостный человек, который с оптимизмом смотрит в будущее.
Обычным весенним утром 8 мая 2014 года я даже представить себе не мог, что жизнь изменится, и серьезно. На слуху, по телевидению и в соцсетях широко освещались события в Славянске и Горловке, но казалось, что все это происходит далеко, скоро закончится и не затронет нашу семью. В Макеевке все было относительно спокойно, какие-то люди в камуфляже, которых было совсем немного, захватили горсовет (без стрельбы и штурма) и жили там своей, непонятной многим жизнью. В начале двенадцатого вышел из дома, ненадолго задержался возле соседского двора. Возле меня остановились два автомобиля, первым подъехал серебристый «Мерседес» с транзитными номерами. Сидящие в нем люди с оружием и в балаклавах уточнили мое имя и предложили проехать с ними. Было понятно, что общение с ними ничем хорошим мне не грозит, и я попытался укрыться в соседнем дворе — хотел через двор и огороды уйти. Один из вооруженных людей, пытаясь залезть на забор, а усложняло ему это проделать ни много ни мало автомат АКСУ в руках, предупредил, что будет стрелять, но я как-то ему не поверил (как это, стрелять в человека?) и решил забежать в дом к соседям, во дворе которых находился, оттуда уйти через окно, а дальше — по обстоятельствам. От калитки до порога веранды всего метров пять — когда уже забегал в дверь, услышал выстрел и почувствовал тупую боль в области поясницы (теперь по ощущениям знаю какое оно, огнестрельное ранение). Понимая, что уйти не удастся, успел сделать два звонка: жене и своему коллеге – активисту одной из политических партий, проговорил, что ранен, что меня, судя по всему, похищают и еще кое-какие детали. На мое счастье, у соседки было несколько собак, и они, лая и сдерживая чужих, выиграли для меня время сделать эти два звонка. Каким-то чудом я сообразил выбросить портмоне с документами (паспорт, техпаспорт, доверенность на авто, банковские карты). Меня вывели во двор. Люди в балаклавах были мягко сказать раздражены тем обстоятельством, что звонки я успел сделать: надели на меня наручники и начали «предъявлять мне обвинения»: якобы я причастен к событиям в Одессе 2 мая, перечислял деньги на организацию беспорядков и т. п. Но, когда они заметили у меня кровь, наручники сразу сняли и начали останавливать кровотечение. Огнестрел в их планы видимо не входил, ко мне сразу вызвали скорую и пригрозили, если хочу жить, то в больнице говорю, что напоролся на арматуру, а милиции — что со мной были еще двое с автоматами, но они успели скрыться. Потом они вернулись в дом к соседке, забрали мои документы, а из моего дома вынесли ноутбук и системный блок компьютера (якобы для «проверки информации»), два мобильных телефона, пытались забрать и машину, но не смогли ее завести. Скорая в сопровождении всех этих людей в масках, привезла меня в Рудбольницу (это в центре города). Сделали СКТ. Результаты показали, что пуля, повредив подвздошную кость, оказалась в брюшной полости, и что надо делать операцию, но это чревато: нужен покой, а никто не мог дать гарантии, что после операции он у меня будет. Лучшим решением в сложившейся ситуации было отправить меня в реанимацию. Вооруженные люди все время дежурили во дворе, ночью дежурный врач по их требованию снимал меня на мобильный телефон, подтверждая, что я на месте. На следующий день, 9 мая, часов в 12, они ворвались в реанимацию (со слов персонала их было человек 15), чтобы забрать меня из больницы. Вызвали главврача; аргументам в виде автоматов он противопоставить ничего не смог. Двое зашли в палату с каталкой (один из них «комендант» Макеевки) и сказали, что могу оставаться здесь, но лучше бы я согласился ехать в Донецк, в другую больницу. Вечером того же дня, дежурный врач сообщил, что меня сейчас заберут, а на мой вопрос, что дальше, сказал, что все у меня будет хорошо, а у него, скорее всего — не очень. С его слов, за мной приехал автомобиль, имеющий отношение к транспортной авиации, который отвезет меня на границу с Днепропетровской областью, а там, самолетом меня отправят в безопасное место. Также, на легковом авто, нас будут сопровождать трое ребят — работников милиции. После пережитого в это не особо верилось, но выбора у меня по сути не было, тем более, что передвигаться самостоятельно я не мог. В реанимобиле попросил телефон у женщины-врача, и когда он оказался у меня в руках, подумал: «Неужели и правда вывезут…» Оказалось, что все это организовали мои друзья — активисты. Казалось, что теперь все будет хорошо, но кто-то из персонала больницы нас «сдал»: автомобиль обстреляли в дороге между Макеевкой и Донецком, в районе Ганзовки — повредили моторный отсек, пробили колеса. Опять вооруженные люди без лиц, в масках. Сказали, что ребят из сопровождения они расстреляли, позже выяснилось, что это было не так, тем удалось оторваться. На пробитых колесах мы вернулись назад, водителю дали огнетушитель, он периодически тушил загорающиеся скаты. Часов в 11 вечера к реанимации подогнали другую скорую, завезли в нее каталку со мной, сели сами (человек семь с оружием) и отъехали от больницы…. Мысли у меня были мягко говоря малооптимистичные: меня, практически голого везли ночью в неизвестность вооруженные люди. Невольно вспоминался Владимир Рыбак из Славянска, которого тогда недавно нашли мертвым в аналогичном виде. Самое ужасное — это состояние беспомощности… и вопрос: почему именно сейчас и почему именно так….? Я молился, настолько искренне, насколько это, наверное, возможно… Пока видел свет фонарей – еще маячила какая-то надежда, что все будет хорошо. Когда и они исчезли — на душе стало совсем мрачно. Сообразил: едем в Ясиноватую, предположительно, могут отвезти в Горловку или Славянск. Оказалось в Горловку, в ГУВД. Сказали колоть антибиотики и обезболивающее, один раз поставили капельницу, решили, что в больницу повезут только если станет хуже. Первые пять дней приходил врач из нейрохирургии, когда стало лучше, рану обрабатывали студентки медучилища. Первые 15 дней я находился там вместе с еще одним пленным. 16 или 17 мая нас перевели с первого этажа в подвал. Рану обрабатывали ежедневно, кормили три раза в день, за исключением пары дней, когда с продуктами почему-то было туго. Не били, но на психику давили регулярно, пытаясь сломать: когда впервые столкнулись с Бесом (Безлером), то узнав, что я политический активист, он спросил, почему меня до сих пор не расстреляли (и думай потом, что хочешь…). Один раз во втором часу ночи пришли трое в балаклавах, связали сзади руки скотчем, вставили кляп, одели мешок на голову, дали посидеть минут семь в подвале, затем вывели, поставили на колени в уазик-таблетку (через светлую ткань под фонарем было видно), подержали там минут пять, вывели из машины, спросили, хочу ли я жить, и отвели опять в подвал, все сняли, развязали. Только я отдышался и пришел в себя, снова пришли те же люди, и все повторилось до мельчайших подробностей. Первый раз помыться и побриться разрешили только через 21 день. Мои друзья-активисты предлагали деньги за мое освобождение, но в Горловке ответили, что они не вымогатели, разберутся «во всем», и если все нормально – отпустят. Среди тех, кто держал меня, были люди с совершенно разным мировоззрением и мотивацией (для примера, свое будущее с Россией видели всего процентов 20-25 из них). Последнюю неделю пребывания в плену ко мне относились более чем нормально, регулярно намекали, что отпустят… Так и случилось 9 июня — меня просто отпустили… Автобусом я добрался до Макеевки, пробыл в городе не более полутора часов, после чего друзья вывезли меня из города (о технической стороне дела договорились с правозащитником Александром Кудиновым). 10 июня я оказался в Киеве после месяца в плену. Мои друзья-активисты взяли на себя всю заботу обо мне и моей семье: 17 июня мне сделали операцию и извлекли пулю. Удивило, что СБУ не проявило особой заинтересованности к этой истории, милиция вообще все проигнорировала… После операции меня (вместе с женой) отправили на реабилитацию в Яремчу, позже мы поехали в Моршин. Вернулись в Киев, где прожили еще несколько месяцев. Очень хотелось в родные края.
***
Сейчас перебрались в Краматорск – не Макеевка, но зато Донецкая область, почти дома. Привыкаем к новой жизни, потому что от прежней практически ничего не осталось…
Данная публикация подготовлена в рамках работы Национальной горячей линии для информирования внутренне перемещенных лиц относительно возможностей возвращения на мирные территории Донбасса при поддержке ЕС и МОМ.