Как выживают люди, которые потеряли все, – дом, землю и работу, о чем они мечтают и чего требуют от государства? Своей историей поделился с нами бывший житель Донбасса, а ныне — переселенец Борис Арнольдович.
Борис Арнольдович не ждет милостей — ни от людей, ни от государства. Он сам стучится во все двери. Ему не нужна снисходительность, он требует соблюдения закона и справедливости.
Мне 60 лет, родился и всю жизнь прожил на Донбассе. Мой отец работал в совхозе в Песках, получил там дом, а мы его унаследовали. В 2014 году пришла «русская православная армия», стали появляться блок-посты, на которых стояли вооруженные люди – и приезжие, и местные. Местных за деньги нанимали из близлежащих сел. Стояли со своим оружием – кто с ружьем, кто с ножом.
Я был тогда водителем в семейной амбулатории в Первомайске (Донецкая область). Жена работала в донецком аэропорту. Каждый раз проезжать через блок-посты, возвращаясь домой в Пески, было очень неудобно – проверяли паспорта, машины, досматривали вещи. Мы тогда до конца не понимали, к чему это приведет. Обстрелов еще не было, а когда ездили по вызовам, видели попавшую в аварию военную машину, груженую гранатометами и автоматами. А потом начались взрывы и бои. Мы тогда еще получали медикаменты, но ездить уже приходилось по пустым объездным трассам, чтобы не рисковать. Было страшно.
Когда начались обстрелы градами, решили переехать в Авдеевку. Там еще было спокойно: действовал пропускной режим, но не стреляли, как в Песках. В Песках разрушили газопровод, много раз попадали в многоквартирные и частные дома. Уезжая, мы успели вывезти немногое – только предметы первой необходимости. После нашего отъезда снаряды попали в гараж во дворе, в газовую трубу. Обстрелы в обе стороны шли постоянно — во дворе и по всей улице появились воронки, взрывной волной снесло крышу нашего дома, выбило окна, двери. Потихоньку из дома все выносили.
В Авдеевке мы жили в небольшом домике, который достался моей жене в наследство от ее деда. У нас трое детей, один из сыновей работал на «Коксохиме». Ночью, после смены, ему приходилось, рискуя жизнью, возвращаться домой под обстрелами на велосипеде. Скоро и в Авдеевке стало неспокойно. Пришлось выезжать, куда глаза глядят. Поехали к Азовскому морю. Оказались в Геническе на Херсонщине. Услышали по радио, что горисполком обеспечивает беженцев временным жильем. До сентября прожили там.
Потом узнали, что в Авдеевке затишье, ополчение ушло, зашли вооруженные силы Украины. Мы решили вернуться. Я вышел на работу в Первомайске, поработал дня три, когда начался ужасный обстрел с раннего утра до поздней ночи. Мы решили срочно уезжать к дочери в Хмельницкий. Служебную машину я оставил во дворе дома, сообщил своему руководству, получил добро на выезд. Уже когда находился в Хмельницком, узнал, что машину отобрали для своих нужд представители наших добровольческих батальонов. Я обратился в военную прокуратуру с заявлением. Оно долго ходило по кругу по разным инстанциям. Машину так и не нашли. Связался с руководством, меня уволили по сокращению, еще год я получал пособие. В этот же период в результате обстрелов был разрушен и наш дом в Авдеевке.
В Хмельницком переселенцам предлагали ехать жить в глухие села, обещали обеспечить домами. Горисполком подключил спасателей (Государственная служба чрезвычайных ситуаций), те нашли пустующие дома по области. Я связался с головами сельрад, спросил: «У вас есть дома?». Мне ответили: «Дома пустуют, но у них есть законные хозяева». Мы не раз слышали такие истории: переселенцам предоставляют дома, те их благоустраивают, а потом объявляются хозяева и требуют либо платить, либо убираться оттуда.
Обращались конечно в государственные органы, писал в Донецкую областную военно-гражданскую администрацию. Пояснил, что мы остались без жилья и работы – оба дома нашей семьи разрушены. Оттуда мое обращение передали в авдеевский горисполком. Те предоставили мне койко-место в каком-то жутком общежитии. О жене в этой отписке не было сказано ни слова. Позже начались обстрелы и этих общежитий.
Я не раз обращался в различные государственные органы, ссылаясь на украинские законы. Писал голове Ясиноватского района, получил ответ: «Мы не можем послать комиссию в Пески, чтобы оценить объем разрушений вашего дома и подсчитать нанесенный ущерб. Значит — и компенсировать ничего не можем».
Лето 2015 года мы провели в Святогорске: на тот момент там проживал сын с семьей. Как и многих сотрудников «Коксохима», их вывезли туда. Но прожили мы там недолго: нам стали настойчиво намекать, что пора покинуть детский лагерь, где проживали переселенцы. В конце лета снова попытались вернуться в Авдеевку. Прожили до конца года, но там опять начались обстрелы. Несколько раз переезжали, жили в местных поселках. Устраивались на работу – жена уборщицей в школе, я – помощником кочегара, электриком. Вернуться в Авдеевку не могли — уже знали от знакомых, что наш дом пострадал от сильных обстрелов.
Сейчас мы живем в Мирнограде, это типичный небольшой шахтерский город. Подруга жены заняла нам денег. Жилье здесь недорогое, и мы купили однокомнатную квартиру. Сейчас я пенсионер, пенсия у меня – 1500 гривен, причем выплату задержали на два месяца. Возмутило, что у меня последнее отнимают, мною честно заработанную пенсию. Поэтому я обратился за помощью на горячую линию Донбасс SOS, там подсказали, что делать и как добиваться справедливости.
Самый большой страх – что мы не сможем оплачивать коммунальные, придется продавать квартиру и снова куда-то выезжать. А куда ехать? Кто и где нас ждет? Дочка в Хмельницком в таком же положении, как и мы, — снимает однокомнатную квартиру, почти всю зарплату отдает за аренду жилья. Некоторые говорят: «Начните жизнь сначала». Можно было бы и начать, если бы нам было лет по 20-25.
Я потерял работу, жилье, землю, у нас были виноградник, грядки, плодовый сад. За 8 лет до войны провели газ, поставили отопительный котел. Так же было и с домом в Авдеевке – провели в дом воду, канализацию, построили гараж, забор. Сейчас все разрушено и украдено. У меня была там оборудована небольшая мастерская в гараже, вынесли все – станки, оборудование.
На днях мы были в Авдеевке: в администрации обещали покрыть крышу. Наш дом получил огромные разрушения. Взрывной волной снесло листы шифера с крыши. Пошли дожди – все залило, потолок осыпался. Теперь неясно, имеет ли смысл перекрывать крышу, или дом полностью непригоден для жилья. Полы могли сгнить от влажности. Газовые трубы пробиты, поэтому газа в домах нет. У нас нет света, перебиты провода. Воды тоже нет – попал снаряд и засыпало колодец. Подвал у нас отдельно от дома, после обстрелов он полностью засыпан землей. В сарае снарядами вывалило одну из стен, распылило ее в мелкую щебенку. Каркасный гараж разрушен, часть его до сих пор висит на дереве.
В Авдеевке, хоть и редко, но стреляют. Пока идет перемирие, местные власти обещают отремонтировать 10 домов на нашей улице. Всего на ней около ста домов, в которых сейчас живут всего 4-5 человек. Мы же с 2014 года в общей сложности переезжали больше 10 раз. Хочется же постоянства и покоя.
Что делать и возможные пути компенсации разрушенного жилья, читайте в нашей статье
Материал подготовлен в рамках проекта “Юридическая поддержка населения, пострадавшего вследствие конфликта на востоке Украины”, который реализуется при поддержке Швейцарского агентства развития и сотрудничества (SDC). Информация и взгляды, изложенные в этом материале, являются мнением авторов и не обязательно отражают официальную позицию Швейцарского агентства развития и сотрудничества (SDC)